Вместо себя оставляю дочь…

Надежда была последним ребенком из восьмерых детей и единственной девочкой в семье Иосифа Григорьевича Нестеровича. Остальные были мальчишки. Семья жила в деревне Гуя Заславльского района. Отец работал плотником в колхозе “Полымя”. Однако своего папу Надежда Иосифовна не помнит. Когда в сентябре 1937 года его забрали, девочке было немногим более полутора лет. Сегодня из большой семьи она осталась одна. Братья ушли в мир иной. 

Надежда Нестерович на Кобыляцкой горе. Осень 2019 г.

Об инициативе потомков по увековечиванию памяти репрессированных предков “Кобыляки. Расстреляны в Орше” Надежда Нестерович случайно прочла в одной из газет, связалась с редакцией и попросила контакты координатора. Осенью, на Дзяды, она уже ехала в Оршу вместе со своей племянницей Светланой, чтобы побывать на местах расстрелов. В микроавтобусе были и другие потомки расстрелянных. Здесь, у мемориального камня женщина кратко рассказала свою историю.

“Мой отец Нестерович Иосиф Григорьевич, как сказано в свидетельстве о смерти, расстрелян 20 декабря 1937 года. Мне тогда было чуть больше года — год и шесть месяцев. Его увезли. Отец, когда уходил, сказал матери: “Вместо себя я тебе оставляю дочь”, потому что у отца было семеро сыновей и я восьмая дочь. И увезли. Сестра, это моя тетя, постоянно ездила в Минск, возила передачи. Но передачи, видимо забирали. Я этого уже не помню. Мама всю жизнь ждала возвращения, но так возвращения и не было. А расстреляли его 20 декабря, но не знаю, насколько это правда. Я говорю то, что написано в свидетельстве о смерти. Отец был 1895 года рождения, ему было 45 лет. Человек, фактически, в расцвете сил. Его посчитали врагом народа, понимаете… имея восемь детей”, — рассказывает дочь репрессированного. 

Женщина очень хотела прочитать дело отца и даже несколько раз обращалась в КГБ, но почти ничего не узнала: “Ходила я в КГБ, хотела почитать дело. Дело почитать не могла, потому что показывают только страницу. Мы пошли где-то в 80-х начале 90-х годов с братом. Нам страницу одну прочли, дальше не показали. Потом я ходила, тоже не показали. Кто донес, я не знаю. Отец был правдолюб. Вот, наверное, за это и пострадал. Я одна осталась, потому что все дети уже ушли в мир иной. Поэтому я счастлива, что я пришла на это место, где его похоронили. Не похоронили, закопали просто, самым мерзким образом”. 

“Всегда с детства я завидовала людям, у которых есть дедушки. У меня не было ни одного. Только бабушки. Сейчас я фактически обрела могилу моего деда”, — говорит племянница Надежды Нестерович Светлана и добавляет: — Моего отца уже нет в живых, но я помню, он рассказывал, что сразу после войны он пошел работать совсем пацаном, чтобы кормить семью. Потому что восемь детей оставалось, и мама одна. Он говорил; “Быў бы ў мяне бацька, і мая б доля была б лепшая, і вывучыўся б я, і быў бы, можа, прафесарам, а так прыйшлося цяжка-цяжка працаваць у гэтым жыцці”.

Недавно памятная табличка с именем и фотографией Иосифа Нестеровича появилась на Кобыляцком мемориале.

На фото — молодой мужчина в царской форме и медалью на груди, вероятно, единственный уцелевший снимок репрессированного. Под фотографией фамилия, имя, отчество, год рождения, дата смерти и надпись: “Честный человек, прекрасный семьянин отец восьмерых детей. Храним память о тебе. Твои дети, внуки, правнуки”.