18 Дек Отца погубили человеческая зависть и подлость…

Колтанюк Мирон Кузьмич родился в деревне Угляны Гродненской губернии. Православный белорус, имел среднее образование. Накануне ареста проживал в деревне Езеры Круглянского района. Работал учителем Загоранской неполной средней школы.

Из тетрадных записок сына Петра Мироновича Колтанюка (канун 2007-го года): «Мирон— старший из братьев родился в 1890 г. (Полная дата рождения 11.01.1885 или 1890?) в д. Угляны. Окончил Несвижскую учительскую семинарию. Участвовал рядовым, а затем унтер-офицером в I-й мировой войне. Имел награды от «царя-батюшки». Но так как советы не жаловали это дело, помалкивал о них.

Карточка на выбывшего Колтанюка Мирона Кузбмича. 20.08.1915г.

В Гражданскую войну был мобилизован в Красную армию. Служил во II-й Конной армии под командованием знаменитого О. Городовикова в качестве младшего офицера. По окончании Гражданской войны в 1920 г. как учитель (по особому ленинскому декрету) был демобилизован и направлен на фронт «ликбеза» (ликвидации безграмотности). Учительствовал в Могилевской обл. сначала в Шкловском районе в Черноручье, а потом в Круглянском районе с 1935 года.

По бедности довольно долго ходил в буденовке и длинной кавалерийской шинели. Женился и имел от первой жены 2-их сыновей: Николая и Владимира. Первая жена умерла при родах в 1929 году. Помыкавшись с малолетними детьми, стал подыскивать вторую. И судьба подкинула встречу с Анной. Оба возвращались с районной учительской конференции. Мирон догнал Анну, шагавшую впереди. Поздоровались, разговорились, понравились друг другу. Особых ухаживаний не было. Оба уже были далеко не юными, терять было нечего. Свадьбы как таковой не было. Расписались в сельском совете да устроили скромный ужин. Время было голодное – коллективизация. Шел 1930 год.

Мирон Кузьмич был человеком неординарным. Чуть выше среднего роста (173 см), брюнет со слегка рыжеватыми усами, сероглазый, с густыми темными бровями, плотного телосложения, жилистый и закаленный — почти полгода ходил босой. Мать рассказывала, что когда он ходил босой в комнате, то звук (стук) был, как при деревянной обуви – сабо.

Всю жизнь учился. Часто ездил на курсы повышения квалификации в Могилев и Минск. Учился заочно в Оршанском учительском институте. Проучившись 2 года, закончить не успел, став невинно убиенным в ноябре 1937 года.

Много, но с разбором читал, собирал редкие книги, которые по тем временам стоили немалых денег. До наших дней дошло 2 из них: «Атлас плодов» 1905 года и 2 тома «Вселенная и человечество» 1898 года издания.

Был на все руки мастер. Пчеловод – имел пасеку – более 20 ульев и одновременно как знаток досматривал 40 ульев колхозных пчел. Охотно делился медом с родней и друзьями, которые осенью подваливали за ним с различными емкостями. Регулярно избирался членом сельисполкома (сельского исполнительного комитета), где пользовался авторитетом. Как человек не только грамотный, но и образованный часто привлекался для ревизий в колхозах, где за работу получал муку, крупу и др. продукты сельского хозяйства. Это было хорошим подспорьем в те несытые годы.

Состоял в обществе охотников и рыболовов. Имел 2-х собак с незатейливыми кличками: Шарик и Бобик. Охотником был добычливым: за сезон приносил 2 – 3 десятка зайцев, 2 – 3 жирных барсука и несколько лисиц. Первых вымачивали в уксусе и тушили с морковкой, а из вторых вытапливали целебный жир. Шкуры первых, вторых и третьих сдавались в обмен на охотничьи припасы. Участвовал и в коллективной загонной охоте на волков и кабанов: так что в загашнике у него всегда находился кусок копченой кабанятины. Но после одного трагического случая предпочитал охотиться один и без собак.

Был хорошим столяром, чему научился у деда по материнской линии. Имел верстак, сам делал ульи. Сохранился станок к швейной машине, сделанный им. Зингеровская машина, полученная Мироном «в пасаг» от прабабки Доминики сначала была ножной. Но когда в годы I-й мировой семью выселяли из фронтовой зоны и она с другими беженцами (а их было около миллиона) добралась до Волги, станок где-то пропал. Что-что, а крадут на Руси с завидным постоянством.

По характеру был человеком выдержанным. С женами предпочитал не ссориться. Когда назревал скандал, брал книгу и уходил подальше в укромное место до лучших времен. На первый взгляд производил впечатление угрюмого и даже сурового человека – нелюдима. На самом деле он предпочитал посидеть в компании умных людей, при случае вставить меткую реплику или к месту пошутить. Страстно любил замечательные украинские песни. Сам неплохо пел не сильным, но приятным баритоном. Любимейшей была «Бандура».

Без всякой натяжки был учителем от Бога. Красиво каллиграфически писал. За учительскую и общественную (депутатскую) деятельность отца часто премировали: деньгами, отрезом на платье или костюм (через сельпо, где он состоял в ревизионной комиссии) и даже велосипедом. По тем временам велосипед был реже и дороже нынешней иномарки (1 – 2 на сельсовет), являясь предметом зависти сельчан. Отец ездил на нем на работу в Яснополянскую неполную среднюю школу. Велосипед, ружье, документы, фотографии конфисковали во время ареста отца энкэведисты (24  августа 1937 — ИС). После реабилитации жена Аня получила смехотворную сумму – 120 рублей в качестве компенсации.

Все было хотя и не прекрасно, но вполне хорошо, но… Отца погубила обычная человеческая зависть, злоба и подлость недоброжелателей.

По скупым рассказам матери, донос на отца настрочил будущий отец (брата) Вячеслава – некто Потупчик… В свою очередь, на Потупчика накрапали кляузу, и тот, получив 25 лет лагерей, был выслан в Сибирь на лесозаготовки, где и пропал. До высылки он шантажировал и преследовал мать и в результате этого появился у меня «единоутробный» братец Вячеслав – ухудшенная копия своего папаши.

Отцу инкриминировали «связь с зарубежной Польшей». Этому способствовали два письма от брата Ивана, присланные из Западной Белоруссии, а также его неосторожные высказывания по части существующих властей.

Под арестом сидел он в Орше в тюрьме, которая находилась на территории нынешнего парка. Нквдисты допрашивали Мирона Кузьмича с пристрастием — избивали палками. Жене разрешили две встречи с передачей нижнего белья.

Отец был расстрелян 10.11.1937 года. По рассказам очевидцев, узники, чувствуя свою гибель, не хотели вылезать из машины («черного ворона») и их вытаскивали оттуда специальными крючьями. Где захоронен «раб Божий» невинно убиенный Мирон, известно только Господу Богу.

В пятницу 2 ноября 1990 года состоялся первый Крестный ход на Кобыляцкую гору, где установили деревянный крест с надписью «Ахвярам генацыду». До сих пор при земляных работах там находят человеческие кости. У меня хранится свечка и коробка спичек, освященных там попом и ксендзом.

По моему ходатайству отца реабилитировали посмертно (реабилитирован Военным трибуналом БВО 7 марта 1962 года — ИС). Процесс реабилитации растянулся на 1,5 года, т. к. власть весьма неохотно занималась этим делом, всячески саботируя его».